Читаем без скачивания Грааль? Грааль… Грааль! Я – ключ - Юрий Кривенцев

Тихая-тихая вибрация ласкает спину. Еще более тихий звук урчит под ухом. Как приятно. Что это? Егор прислушивается и понимает, что звук идет от пола. Однако! «Аквариум» мурлыкает! Он мысленно улыбается. – «Я в желудке большой зеленой кошки». Тревожность уходит, душа успокаивается, по телу разливается блаженная истома. Веки склеиваются, и он засыпает крепким сном девятилетнего мальчишки.

8

Его окружает призрачный, парадоксальный, чарующий и пугающий мир сновидения. Глазу предстает монохромная картина: все окружающее окрашено в различные оттенки пепельного. Другие цвета отсутствуют. Вокруг мрачный дремучий лес. Унылая, тревожащая душу картина. Голые, ни единого листочка, деревья топорщатся колючими ветками, хищно тянутся навстречу, исковерканные, причудливо скрученные, будто застывшие в момент ужасной пытки. Их кора сплошь присыпана тончайшей седой пылью. Под ногами, среди кряжистых коряг, жухлая, мертвая трава, перемежаемая залысинами сухой, безжизненной земли. Фауна отсутствует совершенно: ни мелкой пигалицы, ни юркой мышки. Никакого движения, ни ветерка. Мертвящая тишина. Апокалиптическая жуть.

Вдалеке, промеж корявых стволов, он замечает проблеск холодного света. Идет вперед. Шагает сквозь сухой, крошащийся, цепкий бурелом. Продирается, спотыкаясь. Дорога длится, тянется, выматывает. Взгляд ловит далекий мерцающий проблеск, пытается не потерять его. Вот искра света все ближе, ближе. Уже виден скат убогой землянки, прячущийся под разлапистыми корнями огромного, расщепленного посередине пня. Единственное мутное окошко светится желтым. Он подходит вплотную и тянет на себя рассохшуюся, покосившуюся, скрипучую дверь. С опаской заглядывает внутрь.

Как это часто бывает во сне, картина резко меняется.

Вокруг, насколько хватает глаз, обширное, ослепительно-яркое, девственно-чистое, светлое пространство. Под ногами гладкий, блестящий, выложенный белой шестиугольной плиткой, пол, который ширится во все стороны, теряясь вдали в мглисто-молочной, стелющейся, занимающей всю верхнюю часть обозримого пространства, мути. Прямо перед ним стоит литой стеклянный одноногий журнальный столик цвета ряженки. Рядом – стеклянный табурет той же формы и окраски.

Он оглядывается по сторонам и нагло садится.

Вдруг, откуда-то сверху, раздается сладостно-низкий чарующе-бархатный женский голос:

– ЗДРАВСТВУЙ, МОЙ ГЕРОЙ.

Он вскакивает, чуть не опрокинув столик. Эта речь сытой кошки прекрасно знакома ему, голос коварно опоившей его прелестной гурии. Он задирает голову вверх и кричит в слепую мглу:

– Я ненавижу тебя!

Но тело несогласно с сознанием. Сквозь сон, чувствуется неумолимо нарастающая эрекция. «Да чтоб тебя!». Амбивалентность чувств смущает. Волной накатывает апатия.

– ХОЧЕШЬ ЗАГАДКУ?

Молчание.

– ПОСМОТРИ ПЕРЕД СОБОЙ

Он опускает взгляд. На гладко бликующем столике появляется стеклянная ваза на длинной ножке, увенчанной плоскодонной шестиугольной чашей, напоминающей пустую одинокую ячейку гигантских пчелиных сот. Чаша вазы прикрыта прозрачной плоской крышкой. Рядом с сосудом лежит распакованная пачка дырчатых квадратных крекеров одинакового размера.

– СОВОКУПНЫЙ ОБЪЕМ ВСЕХ НАХОДЯЩИХСЯ ПЕРЕД ТОБОЙ КРЕКЕРОВ РАВЕН ОБЪЕМУ ВАЗЫ. ТВОЯ ЦЕЛЬ – РАСПРЕДЕЛИТЬ ИХ В НЕЙ ТАК, ЧТОБЫ ВСЯ МАССА ПЕЧЕНЬЯ ЗАНИМАЛА ОБЪЕМ ЕЕ ЧАШИ, НЕ ПРЕВЫШАЯ ЕГО. ИНАЧЕ ГОВОРЯ: ПОМЕСТИТЬ ВСЕ ПЕЧЕНЬЕ В ЕМКОСТЬ И ЗАКРЫТЬ КРЫШКОЙ. ДЕРЗАЙ!

«Ну что ж, приступим». Он высыпает коробку крекеров в вазу. Результат оказывается бледным: Крекеры возвышаются над верхним краем вазы внушительной горкой. «Понятно, что и следовало ожидать. Между печенюшками остается много свободного пространства, вот и выходит избыток объема. Как же вас туда целиком запихнуть?».

Высыпав весь продукт на столик, он начинает укладывать в вазу по одному печенью, стараясь подгонять их, друг к другу так, чтобы свободного пространства не оставалось. Однако вскоре выясняется, что эта задача просто неразрешима: прямые, 90-градусные углы крекера просто не могут подружиться с тупыми, 120-градусными углами шестиугольного сосуда. Как ни крути, а остаются многочисленные зазоры пространства, неизбежно приводящие к избытку объема продукта. Ну не хочет он влезать целиком. «Вот блин!» – он психует и судорожно сжимает кисть руки. Крекер в ладони трескается и крошится. Он рассеянно смотрит на руку: «Гм. А что, если… Да, а почему бы и нет?»

– Ну да, – бормочет он вслух. – В условии ведь ничего не сказано про целостность крекеров. Насколько я помню, там было так: «Чтобы вся масса печенья занимала объем чаши».

Схватив горсть хрустких квадратиков, энергично крошит их в чашу. Работа продвигается быстро. Мелкая крошка заполняет емкость. Все выше, выше. Вот уже рассыпается последняя хрустяшка. Он удовлетворенно смотрит – «Хм. Тютелька в тютельку» – пахучая желтоватая масса занимает весь объем вазы, но не более. Он уверенно накрывает сосуд крышкой, откидывается назад, поднимая голову:

– Готово. Вроде бы получилось.

– ЗАГАДКА РЕШЕНА УСПЕШНО, – томно мурлычет голос сверху. – ТЫ СПРАВИЛСЯ.

Край стеклянного столика мутнеет, вязко течет, как в картинах Дали, шестигранный рисунок кафельного пола рябит в глазах, и он выныривает из сновидения.

9

Приятная томная полудрема. То сладкое состояние призрачной связи с миром грез, что предшествует окончательному пробуждению. Он лежит с закрытыми глазами, ловя совершенно новые ощущения, исходящие от тела. В голове легкий звон. Сердце бьется ровно, сильно и очень медленно. Кожа ощутимо горит. Конечности приятно тяжелеют, наливаются свинцом, теплеют, чуть пульсируют. Егор удивленно открывает глаза и просыпается окончательно.

Мышцы гудят, мелко вибрируют, их тонус повышается. Мягко, по нарастающей, его охватывает волна судорог. Все начинается сверху, от головы. Мускулы шеи атакует спазм, сначала легкий, он неуклонно усиливается, крепчает, превращая мышцы в каменные тяжи. Затем, плавно, шею отпускает. Но судорожная волна движется ниже, также по нарастающей, охватывая мускулы груди, спины, рук, затем живота, поясницы, ягодиц, даже промежности и заканчиваясь ногами. Волна проходит, успокаивается, но тут общая судорога жестоко скручивает все тело сразу. Его выгибает дугой. Дыхание хриплое, сердце колотится с частотой пулемета. Хочется закричать, но не получается: тело не подчиняется сознанию. Он не может повернуть головы, но краем глаза видит, что с соседом происходит примерно то же. Тотальный спазм проходит и вновь накатывает судорожная волна: шея – туловище – ноги. Затем его вновь корежит целиком.

Кажется, конца этому не предвидится. Шесть или семь циклов попеременного нисходящего и общего тонического издевательства. Затем все стихает. Он лежит без движения, грудная клетка высоко вздымается, лихорадочно ликвидируя дефицит кислорода в тканях после безумной горизонтальной тарантеллы. По телу разливается блаженная истома. Мускулы снова гудят, но на этот раз благодарно. Чувствуется, как каждое мышечное волокно поет, электризуется, наливается странной искристой силой. Усталости нет совершенно.

Так продолжается довольно долго. Может час, может больше. Наконец он слышит голос сокамерника:

– Ну что, болезный, проснулся? Не привык к такому пробуждению?

Он смотрит на соседа. Лицо Стаса красное, на лбу испарина, но глаза улыбаются.

– Что это было Михалыч?

– Что – не знаю, но так начинается каждое утро. Привыкай.

– Вот гады! – Егор рывком сел. – Зачем им это надо?

– Да ты не горячись. Адаптируешься. – Стас откинулся на мохнатую зеленую стену «аквариума». – Признайся, ведь сейчас тебе не так уж и плохо? Скорее наоборот?

– Хм. – Егор прислушался к себе. Несмотря на эмоции, тело ликовало, звенело, требовало движений. Он давно не чувствовал себя так хорошо. В физическом плане, конечно.

– Я вот что думаю, – продолжал, тем временем, сосед. – Все, что с нами происходит, имеет какую-то цель. Давай посмотрим на это не глазами узника, а со стороны. Нас кормят, поят, обеспечивают другие физиологические функции. Значит, мы им зачем-то нужны? Каждое утро начинается подобной встряской, которая, как мне показалось (да и не только мне), приводит организм в великолепную форму. Ты можешь возмущаться: дескать, нас не спросили, мы пленники, все происходит без нашего ведома. Согласен. Но, обрати внимание, если не считать заточения, ничего плохого с нами пока не сделали. Более того: о нас заботятся, нас тренируют и совершенствуют. Делаем вывод: мы им нужны. Мы представляем для них некую ценность. Мне кажется, нас к чему-то готовят. А вот к чему, я надеюсь, мы вскоре узнаем.

– Да уж, может и узнаем. У меня один вопрос. Ты сказал: «нас совершенствуют». Что ты имел в виду?

– Скажи, есть ли у тебя на теле рубцы или шрамы? – вопросом на вопрос ответил Стас.